Но Ральф решил попробовать еще раз.

[– Беги, Розали! Беги!]

На этот раз она навострила уши и повернула голову к Ральфу. Он не знал, станет она его слушаться или нет, потому что лысый доктор схватил ее за бандану раньше, чем она успела двинуться с места. Он снова задрал ей голову.

– Он убьет ее, – закричала Луиза – Он ей горло сейчас перережет! Останови его, Ральф! Ральф, сделай же что-нибудь!

– Я не могу! Может быть, у тебя получится! Стреляй в него! Стреляй в него из руки!

Она озадаченно посмотрел на него, явно не понимая, о чем идет речь. Ральф опять принялся размахивать руками, как взбесившийся каратист, но тут Розали тоскливо завыла. Лысый доктор уже опустил свой скальпель, но он перерезал не горло Розали.

Он перерезал ее веревочку – ленточку от воздушного шарика.

2

Из ноздрей Розали вылетели две струйки чего-то, похожего на легкую дымку. Они сплелись в косичку на высоте примерно шесть дюймов у нее над головой – как раз там, где полоснул скальпелем лысый доктор. Застыв от ужаса, Ральф наблюдал, как косичка поднимается в небо, словно веревочка улетевшего воздушного шарика, наполненного гелием. Поднимаясь, она постепенно расплеталась. Ральф подумал, что она зацепится за ветви старой сосны, но этого не случилось. Когда веревочка долетала до очередной ветки, она просто просачивалась сквозь нее.

Все правильно, – подумал Ральф. Точно так же эти ребята прошли сквозь закрытую дверь Мэй Лочер, после того, как убили ее.

Вслед за этой мыслью пришла еще одна мысль, логичная и простая до ужаса – настолько логичная и простая, что в нее просто нельзя было не поверить: не пришельцы, не маленькие лысые доктора, а Центурионы. Центурионы Эда Дипно. Да, они были совсем не похожи на римских легионеров из широкомасштабных голливудских эпопей вроде «Спартака» или «Бен-Гура», но это должны были быть Центурионы… правильно?

Поднявшись на высоту около десяти метров, веревочка Розали просто растаяла в воздухе.

Ральф посмотрел вниз как раз вовремя: он увидел, как лысый гном снимает синюю бандану с шеи собаки и толкает ее к дереву. Ральф присмотрелся и похолодел от ужаса. Его сон про Каролину повторялся с точностью до мелочей, и он почувствовал, что вот-вот закричит от страха.

Все правильно, Ральф, но кричать не стоит. Потому что, если ты закричишь, ты уже вряд ли сможешь остановиться: так и будешь кричать, пока не сорвешь голос. Подумай о Луизе. Она тоже все это видит. Подумай о Луизе и не смей орать.

Да, конечно. Но это было так сложно – не закричать. Потому что жуки из сна, которые лезли из головы Каролины, теперь текли из ноздрей Розали нескончаемым черным потоком.

Это не жуки. Я не знаю, что это такое, но это не жуки.

Нет, не жуки – просто какой-то еще вид ауры. Кошмарная черная субстанция – не жидкость и не газ – выходила из Розали с каждым выдохом. Она не исчезала. Напротив, она начала окружать Розали отвратительными клубами антисвета. Казалось бы, эта плотная чернота должна была бы закрыть собаку от взгляда, но этого почему-то не происходило. Ральф видел умоляющие испуганные глаза Розали, когда чернота собралась вокруг ее головы и начала опускаться вниз по спине и дрожащим лапам.

Это был черный мешок для трупов – настоящий мешок смерти, – и Ральф наблюдал за тем, как Розали, чью веревочку срезал маленький лысый доктор, обволакивает этой дрянью, словно отравленной плацентой. Эта метафора вызвала в памяти голос Эда Дипно. Он очень явственно прозвучал в голове у Ральфа: Эд говорил, что Центурионы вырезают детей из материнских утроб и вывозят их из города в крытых грузовиках.

«Ты когда-нибудь задавался вопросом, что там у них в кузове?» – спросил тогда Эд.

Док номер три ухмыльнулся, глядя на Розали. Потом развязал узел на ее бандане и повязал бандану себе на шею, на манер косынки какого-нибудь богемного художника, после чего повернулся к Ральфу и Луизе и одарил их взглядом, полными омерзительного самодовольства. «Вот! – говорил этот взгляд. – Я все-таки сделал, что собирался, и ни хрена вы мне не помешали, правильно?»

[– Сделай что-нибудь, Ральф! Я тебя умоляю, сделай что-нибудь! Пусть он перестанет!]

Слишком поздно пытаться хоть что-то делать, но может быть, еще не поздно испортить праздник этому лысому уроду и помешать ему насладиться смертью Розали. Ральф был почти уверен, что Луиза не сможет повторить его каратистских ударов, но может быть, она сможет сделать что-то другое, что-то свое.

Да, она может выстрелить в него по-своему.

Ральф не знал, почему он был в этом уверен, но он все-таки был уверен. Она схватил Луизу за плечи и развернул к себе, так чтобы она смотрела ему в глаза. Потом он поднял правую руку, вытянул указательный палец и направил его на лысого человечка. Наверное, со стороны он был похож на ребенка, который играет в войнушку.

Во взгляде Луизы было только замешательство и непонимание. Ральф взял ее руку и снял с нее перчатку.

[– Ты! Ты, Луиза!]

Она наконец поняла. Подняла руку, вытянула указательный палец и выстрелила: пиф-паф!

Два ромбовидных луча серо-голубого цвета – обычного цвета ауры Луизы, но значительно ярче – вырвались из кончика ее пальца и полетели к подножию холма.

Док номер три завизжал и подпрыгнул – руки на уровне плеч, ноги выше головы, – так что первый из этих лучей прошел чуть ниже. Он ударился в землю, проскакал по ней, словно плоский камушек по поверхности пруда, и ударился в кабинку с буквой «Ж». На мгновение вся кабинка осветилась ослепительным светом.

Второй серо-голубой луч зацепил левое бедро коротышки и отрикошетил в небо. Лысый доктор пронзительно закричал; высокий, противный звук, казалось, вгрызается в голову Ральфа, как червь. Ральф поднял руки, чтобы закрыть уши, и увидел, что Луиза тоже прижимает ладони к ушам. Он был уверен, что если этот кошмарный крик сейчас же не прекратится, их головы просто разнесет на кусочки.

Док номер три упал на землю рядом с Розали и начал кататься по ковру из сосновых игл, скуля и держась за бедро, как маленький ребенок, который упал с трехколесного велосипеда. Через пару секунд его вопли слегка поутихли, он поднялся на ноги и сверкнул недобрым взглядом в сторону Ральфа с Луизой. Панама Билла снова сползла ему на затылок, а левая сторона халата почернела и дымилась.

[Я вас достану! Я вас обоих достану! Чертовы выскочки. Краткосрочники! Я ВАС ОБОИХ ДОСТАНУ!]

Он развернулся и двинулся по дорожке, что вела к игровой площадке и теннисным кортам. Он передвигался широкими прыжками, как астронавт на Луне. Судя по скорости, которую он развил, «выстрел» Луизы не принес ему никакого существенного вреда.

Луиза схватила Ральфа за плечо и встряхнула. И как только она это сделала, ауры начали исчезать.

[– Дети! Он идет к детям!]

Ее голос звучал совсем слабо, и это было вполне логично, потому что – Ральф понял это только теперь – Луиза не говорила вслух, а просто пристально смотрела ему в глаза и держала его за плечо.

– Я тебя не слышу! – закричал он. – Луиза, я тебя не слышу!

– Какого черта, ты что, оглох? Он идет к детской площадке! К детям! Мы должны его остановить, чтобы он ничего им не сделал, детям!

Ральф глубоко вздохнул.

– Он ничего им не сделает.

– Как ты можешь быть в этом уверен?!

– Не знаю. Я просто уверен, и все.

– Я в него выстрелила. – Луиза подняла палец к лицу и на мгновение стала похожа на человека, изображающего самоубийство. – Я в него выстрелила из пальца.

– Ага, и неплохо его зацепила, судя по всему.

– Я больше не вижу цветов, Ральф.

Он кивнул.

– Они появляются и исчезают, как радиостанции по ночам.

– Я не знаю, что я сейчас чувствую… я даже не знаю, что я хотела бы чувствовать! – Ее голос снова сорвался на крик, и Ральф обнял ее. Несмотря на все то, что творилось сейчас в его жизни, он вдруг осознал одну вещь: как это здорово и прекрасно – снова обнимать женщину.