– Да. Он в палате, как раз соседней с Полхерстом, который друг Билла. – Ральф рассказал ей про утренний разговор с Фэем и про записку, которую он нашел на столе для пикников. Он обратил внимание на странное расположение палат и больных – Полхерст, Джимми Ви, Каролина – и спросил у Луизы, как ей кажется: совпадение это или нет.

– Нет. Я почему-то уверена, что это не совпадение. – Она взглянула на часы. – Поехали. Там посещения до девяти тридцати. Лучше нам поторопиться, чтобы успеть.

2

Они въехали на стоянку больницы (ты опять забыл включить поворотники, милый, прокомментировала Каролина). Ральф взглянул на Луизу – она сидела, сложив руки на сумочке, и сейчас ее ауру было не видно – и спросил, все ли с ней в порядке.

Она кивнула.

– Да. Не то чтобы замечательно, но нормально. Не беспокойся.

Но я все равно беспокоюсь, Луиза, подумал Ральф. Очень. И кстати, ты видела, как Док номер три слямзил расческу из кармана Джо Вайзера?

Это был глупый вопрос. Разумеется, она видела. Лысый уродец хотел, чтобы она это видела. Он хотел, чтобы они оба увидели. Вопрос был в том, обратила ли она на это внимание и придала ли этому значение.

Что ты знаешь на самом деле, Луиза? Какие выводы ты уже сделала? Я почему спрашиваю… потому что это совсем не сложно – сделать определенные выводы. Мне интересно… но я боюсь спросить вслух.

Чуть дальше вперед по дороге стояло низкое кирпичное здание, Женский центр. Несколько мощных прожекторов (Ральф был в уверен, что их установили совсем недавно) хорошо освещали газон перед зданием, и Ральф увидел двоих мужчин, которые прохаживались туда-сюда в компании своих вытянутых теней… наверное, полицейские, предположил он. Очередная новая морщинка, еще одна беспомощная соломинка, подхваченная злобным ветром.

Он свернул налево (в этот раз все-таки вспомнив о поворотниках) и осторожно вывел автомобиль на дорожку, ведущую к парковочным местам. Путь преграждал оранжевый шлагбаум, рядом с ним была стойка с надписью: ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАНОВИТЕСЬ И ВОЗЬМИТЕ ТАЛОН. Ральф еще помнил времена, когда в таких вот местах работали настоящие живые люди. Были дни, друг мой, были дни, подумал он, открывая окно и забирая талон из автоматического распределителя.

– Ральф?

– Да? – Он пытался сосредоточиться на том, чтобы не «пересчитать» бамперы всех машин, припаркованных вдоль его пути. Он знал, что проходы достаточно широки, чтобы эти бамперы никак не мешали его движению – он понимал это умом, – но вот нутром чуял совсем другое. Каролина бы уже давно меня засмеяла, если бы увидела, как я тут рулю, подумал он со странной теплотой.

– Ты знаешь, что делаешь, или пытаешься действовать по наитию?

– Подожди минутку, я все-таки припаркую эту чертову машину.

Он проехал уже несколько свободных мест, где его старый «олдсмобил» поместился бы с запасом, но там было слишком мало места для маневров. На третьем уровне он наконец нашел то, что искал: три места рядом (туда вполне поместился бы небольшой танк), и поставил «олдсмобил» в среднюю ячейку. Потом Ральф заглушил мотор и повернулся к Луизе. Где-то был слышен гул двигателей, но где именно были эти машины, определить было сложно – из-за эха. Ядовито-оранжевый свет – ровное, всепроникающее мерцание, обычное для общественных многоуровневых гаражей – лежал на их лицах тонким слоем токсической краски. Луиза, не мигая, смотрела на него. Он видел у нее на лице следы слез, но сами глаза были спокойными и уверенными. Он был потрясен тем, как она изменилась с утра, когда он нашел ее на скамейке в парке, заплаканную и несчастную. Луиза, подумал он, если бы твой сын и твоя невестка увидели бы тебя сегодня вечером, они убежали бы без оглядки, вопя во всю глотку. Не потому, что ты страшная… а потому, что той женщины, которую они хотели сдать в дом престарелых, ее больше нет.

– Ну? – спросила она, улыбнувшись одними глазами. – Ты что-нибудь скажешь или мы так и будем сидеть и таращиться друг на друга?

Ральф, который обычно был осмотрительным человеком и всегда тщательно подбирал слова, прежде чем что-то сказать, в этот раз брякнул первое, что пришло ему в голову:

– Знаешь, чего мне действительно хочется? Съесть тебя, как мороженое.

Она опять улыбнулась, на этот раз – по-настоящему.

– Может быть, позже мы с тобой проверим, как сильно ты любишь мороженое, Ральф. А сейчас просто скажи, зачем мы сюда приехали. И не говори мне, что ты не знаешь, потому что я все равно не поверю.

Ральф закрыл глаза, сделал глубокий вдох и снова открыл глаза.

– Мне кажется, что здесь мы найдем тех двоих лысых ребят, которые выходили из дома Мэй Лочер. Если кто-то и может объяснить, что тут происходит, то только они.

– А почему ты решил, что мы их найдем именно здесь?

– Потому что у них тут работа… два человека, Джимми Ви и друг Билла, они умирают, в соседних палатах. Мне надо было догадаться, кто такие эти лысые ребята – точнее, что они делают, – в ту же минуту, когда я увидел, как Мэй вывозят на каталке из дома, с лицом, накрытым простыней. И я бы, наверное, догадался, не будь я таким измотанным и усталым. Одних ножниц вполне бы хватило. Я думал об этом весь сегодняшний вечер, но понял только тогда, когда услышал, что сказала племянница мистера Полхерста.

– И что же она сказала?

– Что смерть очень глупая. Что акушерка, которая перерезала бы пуповину так медленно, была бы тут же уволена за профнепригодность. И тогда я подумал о древнем мифе, который прочел еще школьником. Я тогда бредил героями Трои, древнегреческими богами и богинями. Миф о трех сестрах… как-то они назывались, не помню. Сестры судьбы… но было еще и греческое название. И даже не спрашивай. Я все равно не вспомню. Я поворотники-то забываю включать… В общем, как бы там ни было, эти сестры отвечали за течение человеческой жизни. Одна из них пряла нить, другая решала, какой она будет длины… ну как, Луиза, что-то знакомое в этом есть?

– Разумеется! Веревочки над головами!

Ральф кивнул.

– Да. Веревочки. Я не помню имен двух первых сестер, но имя третьей я почему-то запомнил. Атропос. И, если верить легенде, она обрезала нити человеческих жизней, которые пряли и отмеряли две другие сестры. Она была очень суровой. Ее бесполезно было умолять, ее нельзя было разжалобить. Когда она решала, что пришло время резать нить, она ее резала.

Луиза кивнула.

– Да, я помню эту легенду. Я не знаю, может быть, я ее где-то читала или кто-то рассказывал… еще в детстве. И ты считаешь, что это правда, да, Ральф? Только у нас тут Лысые Братья вместо Сестер Судьбы.

– И да, и нет. Насколько я помню легенду, там все три сестры были на одной стороне… играли в команде, если можно так выразиться. Похожее ощущение возникло у меня, когда я увидел тех двух парней, что вышли из дома Мэй Лочер: что они долгое время работают вместе и уважают друг друга. Но третий парень, которого мы с тобой видели сегодня, на них не похож. Мне кажется, что третий доктор – просто мерзавец и негодяй.

Луиза передернула плечами, и этот манерный жест сейчас смотрелся вполне естественно.

– Это точно, мерзавец и негодяй. Я его ненавижу.

– И я тебя понимаю.

Он потянулся к дверной ручке, но Луиза остановила его.

– Я видела, что он сделал.

Ральф обернулся так резко, что у него хрустнули шейные позвонки. Он уже знал, что она сейчас скажет.

– Он залез в карман того человека, который сбил Розали, – сказала Луиза. – Когда он встал на колени, этот лысый залез к нему в карман и вытащил расческу. И шляпа, шляпа, которую он носит… по-моему, я ее узнала.

Ральф смотрел на нее, очень надеясь, что на этом ее воспоминания о Докторе номер три себя исчерпают.

– Эта вещь – шляпа Билла, да? Его знаменитая панама.

Ральф кивнул.

– Да.

Луиза закрыла глаза.

– Господи Боже.

– Ну что, Луиза? Пойдешь со мной или здесь подождешь, в машине?